Только свои - Страница 51

Мать молчала. Не смотрела на нас и молчала. Гулсум растерянно глянула на меня. Я испугался: если убийца не Мухтаров, то тогда… Об этом лучше не думать. Мать стояла около шахматного столика, когда отец взял с него свой бокал. И пистолет находился в ее комнате. Почему мы всегда ищем сложные варианты, когда самое правильное объяснение лежит на поверхности? Почему я считал, что бизнесмен, купивший себе третью жену, для которой сам был далеко не третьим, будет ревновать больше, чем моя мать, имевшая одного-единственного мужа и узнавшая еще год назад, что он изменяет ей с этой женщиной?

Я ошеломленно посмотрел на мать. Получалось, что я ничего о ней не знал. Ей стало известно об их связи еще в прошлом году, но она ни разу виду не подала. Принимала эту женщину в своем доме, улыбалась ей, спокойно с ней беседовала. Какой выдержкой нужно было для этого обладать! Или она так сильно их ненавидела, что давно задумала это преступление? Тогда о чем мы тут сидим и рассуждаем? Убиты два человека, которые были любовниками. Убийцей может быть либо жена погибшего, либо муж убитой. Или еще кто-нибудь? Я посмотрел на Гулсум.

Сегодня она узнала, что у нее никогда не будет детей. И могла посчитать виновным в этом отца. К тому же год назад она узнала о его связи с Леной. Дочери обычно не прощают отцам измены матерям. К этому надо прибавить вызывающее поведение самой Елены Сушко. Я представил, как мою сестру, должно быть, трясло от этой молодой женщины! Гулсум – врач, она знает, какой яд или лекарство могут подействовать мгновенно. И она вместе с мамой поднялась к ней в спальню, где могла взять пистолет, чтобы выстрелить в ненавистную женщину, отомстить таким страшным образом за мать.

А если эта моя версия верна, то тогда понятно, чему Лена так удивилась перед смертью. Если бы она увидела перед собой мою мать или своего мужа с пистолетом в руках, то могла бы хотя бы сообразить, за какие прегрешения ее собираются убить. Но когда перед ней оказалась Гулсум, ни о чем таком и подумать не могла. Ведь Лена не знала, что Гулсум «застукала» ее с нашим отцом в мадридском отеле еще в прошлом году, когда Лена неосмотрительно подняла телефонную трубку. Возможно, в тот момент они заказали в номер ужин или ждали горничную. Кто же мог подумать, что в этом отеле окажется Гулсум? Может, Лена даже не рассказала о ее звонке нашему отцу. Но он тоже молодец, столько времени встречался с этой красоткой, изменяя матери! С запоздалой болью я начал подозревать, что вообще ничего не знал об отношениях в нашей семье. Хотя, если бы я рассказал родителям о моих отношениях с Рахимой, они тоже удивились бы. Нет, они догадывались и даже знали, что у нас сложные отношения. Но наверняка не думали, что настолько сложные.

На лестнице раздались тяжелые шаги. Это спускался Салим Мухтаров. Он тоже переоделся, вернее, сменил рубашку. Приехав сюда с одним-единственным костюмом, он не мог поменять испачканные кровью брюки. Но для него одежда не была атрибутом престижа. Он всегда носил очень дорогие костюмы, которые ему абсолютно не шли, но его это не волновало. Главное, чтобы все видели стоимость его костюма, обуви, часов. А менять костюмы и подбирать галстуки в тон рубашки и пиджака ему даже в голову не приходило.

Мухтаров вошел, сел за стол, настороженно обвел всех глазами. Затем обратился ко мне:

– Вы проверили? Это тот самый пистолет?

– Да. Это тот самый. Других в доме нет.

Мухтаров помрачнел. Затем, глядя перед собой, глухо спросил:

– Кто мог его взять? Когда убили Джапара, я думал, что это случайность. Но теперь понимаю, что ничего случайного не бывает… И никакой бомж тут ни при чем. Все двери и окна закрыты. Кто-то выстрелил в Лену и бросил пистолет. И я хочу знать, кто это сделал, до того, как приедет полиция. – Он наконец поднял голову и вновь посмотрел на всех нас. У него был взгляд раненого быка.

Но мы молчали. Не так-то просто было бы признаться, что мы подозревали его.

– Кто видел ее последним? – задал вопрос Мухтаров.

– Я. – Мне было трудно ответить, но нужно. Все равно через несколько минут здесь будет полиция.

– Она спустилась вниз за несколько минут до того, как ее убили, – продолжил Салим, – сказала, что хочет выпить. Что было дальше?

– Она спустилась вниз, наполнила бокал джином, прошла в кабинет. – Все смотрели на меня так, словно это я убил Лену. Хотя по логике и такое могло быть. Я должен был отомстить за отца, посчитав, что это она насыпала яд в бокал своему любовнику. Хотя никто не знал, что утром я их застал вместе. Никто, кроме меня.

– Что было потом? – Мухтаров, видимо, решил меня допросить раньше специалистов Скотленд-Ярда.

– Потом она что-то мне сказала и пошла к лестнице. Начала подниматься. Я видел, когда она поднималась. И в этот момент кто-то в нее выстрелил.

– Кто?

– Этого я не увидел. Когда я подбежал, пистолет лежал на лестнице, а она уже умирала.

– И не сказала, кто в нее стрелял?

– Нет, не успела.

– О чем вы с ней говорили в кабинете?

– Вам не кажется, что я не обязан отвечать на ваши вопросы? – Всякому терпению рано или поздно приходит конец. Но у Салима Мухтарова толстая кожа. Ему было все равно, как я ему отвечал. Я невольно подумал, что если он убийца, то это очень ловкий ход – заставить нас всех поверить, что он ничего не знает и хочет докопаться до истины. А если нет, то тем более такому человеку хочется все знать. Он просто не может успокоиться, что у него отобрали такую дорогую игрушку.

– Вы все равно все расскажете офицерам полиции, – заявил Мухтаров. – А я хочу знать, о чем она говорила в последние минуты своей жизни.