– Здравствуйте. – Абдулмамед даже поклонился, словно встретился с наследным принцем. – Мы приехали, как только узнали о случившемся. В дороге была плохая погода, но мы все равно старались успеть.
– Спасибо. – Я пожал ему руку.
Честное слово, в тот момент я был рад ему больше, чем другим. Он хотя бы проявил искреннее сочувствие. Я отвел его в сторону:
– Нужно будет провести все переговоры, – пояснил я ему. – И сделайте все, что можно, чтобы нас пока не беспокоили журналисты. Желательно их вообще не пускать в наше посольство.
– Конечно, – снова поклонился Абдулмамед. – Я позвонил нашему советнику, он сейчас тоже едет сюда. Мы сделаем все, что нужно.
– Не сомневаюсь. – Я показал ему в сторону кабинета. – Надо просмотреть все бумаги отца. Я сам приеду в его рабочий кабинет и все просмотрю.
– Обязательно, – сразу согласился Абдулмамед, – вы можете все сами проверить. Только… – Он оглянулся на своего сотрудника. – Только у меня к вам одна большая просьба.
– Какая просьба? – Я заметил, как один из офицеров полиции беседует с Рахимой и та явно нервничает. Нужно подойти к ним и успокоить мою жену. Мне было не до этого трусливого дипломата.
– Дело в том, – он снова оглянулся, – дело в том, что ваш отец подписал документы, связанные со мной. Письмо должно быть или у него дома, или в резиденции. Он обещал его отправить, но не успел. Сказал, что отправит после Нового года. Но после Нового года его письмо уже не будут рассматривать. Вы меня понимаете? Он подписал ходатайство о присвоении мне следующего чина. Мне это очень важно для будущей пенсии и для моей работы. Если вдруг вы найдете это письмо… – он снова оглянулся, чтобы убедиться, что его никто не слышит, – может, мы… может, вы… может, вы разрешите, чтобы мы его отправили задним числом? До Рождества. Чтобы оно попало в наш МИД. Они тогда не откажут. Они не посмеют отказать такому уважаемому человеку, который погиб на своем посту. Вы меня понимаете?
Я отвернулся от него. И этот человек вызывал у меня добрые чувства?! Мерзавец. Хотя почему мерзавец? Обычное ничтожество, более всего озабоченное своими мелкими проблемами. Более того, обычный человек со своими личными проблемами. Конечно, ему обидно, что все так случилось, что посол погиб, не отправив рекомендацию в министерство. Конечно, ему хочется иметь следующий дипломатический ранг, получить повышение по службе, заработать больше денег, иметь лучшие шансы на получение приличной пенсии. Он все это хочет, и в этом нет ничего удивительного. Странно другое, что я мог поверить в его искренность. Я же его видел. Я же понимал, какое он ничтожество. Этот тип плакал не потому, что сокрушался по моему отцу. Он плакал из-за себя, из-за того, что смерть посла помешает его очередному повышению или задержит его следующее назначение. Вот почему он так быстро примчался, вот почему ему нужно было увидеть меня раньше других. Наверное, это все отразилось на моем лице. Абдулмамед испугался.
– Не думайте, что мне так уж важна эта бумага. Если вы не найдете письмо, то не беспокойтесь. Я могу подождать. У вас такое горе, я понимаю, что вам сейчас не до этого письма. Но вы сами… сами сказали, что хотите просмотреть все бумаги вашего отца.
– Обязательно просмотрю. – Мне снова стало его жалко. Нужно ему помочь. Ничего плохого он мне не сделал. – Если найду письмо, передам его вам, чтобы вы отправили задним числом, – пообещал я. – Скажите, Абдулмамед, вы не знаете, где отец хранил основные документы? В своей резиденции или в посольстве?
– Все документы только в сейфе, – уверенно заявил Абдулмамед. – Ваш отец ничего никогда не носил в резиденцию. И нам говорил, чтобы мы не смели выносить документы из посольства. Только дипломатической почтой и с нашими курьерами. Я думаю, что все письма в его сейфе.
– Ясно. Тогда завтра же я приеду в посольство, и мы все посмотрим. У вас есть запасной ключ?
– Нет, – испугался Абдулмамед, – оба ключа были только у вашего отца.
– Вы не обращали внимание на его поведение? В последние дни никто ему не звонил, не угрожал?
– Конечно, нет, – попятился Абдулмамед. – Кто мог такое сделать? Мы бы сразу обо всем узнали. Нет, нет! У нас все было в порядке. Весь персонал посольства его очень любил и уважал. Даже наши дети. – Он вытащил платок, чтобы вытереть глаза.
Но я уже не верил в этот спектакль.
– Вчера на резиденцию было совершено нападение, – сообщил я моему собеседнику. – Как вы думаете, у него были враги?
– Нет, – замахал он руками, – его все любили. И на резиденцию никто не нападал.
– Вчера кто-то влез в окно, – пояснил я. – Перед этим у нас внезапно отключилось электричество, и кто-то влез в окно его кабинета. Напавший даже ранил моего отца.
Абдулмамед раскрыл рот, затем закрыл, потом снова открыл. И жалобно посмотрел на меня.
– Этого не может быть, – произнес он. – В кабинете вашего отца установлена скрытая камера. Об этом знал только он и знаю я. Мы вызывали специалистов из английской фирмы, установили такие камеры в его резиденции и в посольстве. Ваш отец строго меня предупреждал, чтобы я никому об этом не рассказывал.
– И вы не рассказывали?
– Нет. Конечно, нет.
Я растерянно опустился на стул. Век живи и век учись. Похоже, что я действительно ничего не знал об отце. Значит, никакого нападения на его резиденцию не могло быть? А если в кабинете установлена специальная аппаратура… Я увидел, как Рахима раздраженно отмахивается от офицера, но никак на это не отреагировал. Похоже, что вчера мой отец разыграл спектакль, предназначенный для всех нас. Он сам отключил свет в доме, камеры наблюдения при этом, естественно, ничего не зафиксировали, затем вошел в кабинет и полоснул себя по руке, открыв окно. Следы чужого там уже были оставлены. Но отец не ожидал, что я вылезу в окно. Поэтому вчера так разозлился, даже накричал на меня.